ТЕАТР КАК ДОХОДНОЕ МЕСТО

В теории государственная поддержка театров направлена в том числе на то, чтобы стоимость билетов на спектакли не повышалась. На практике методика распределения этих средств между коллективами неясна, а цены астрономическими темпами растут именно в тех театрах, которые получают больше других.

Проект нового федерального закона «О куль­туре» инициативная группа ещё только собирается представить, а уже говорят, что Госдума готова обсуждать его в осеннюю сессию. Оказывается, среди многочисленных «мероприятий», которые положено провести в профильный год культуры, в президент­ском задании имеется и такое — принять закон «О культуре». Эта неизбежность вселила в тех, кто пишет закон, небывалый эн­тузиазм и в проект впервые за долгое время включили понятие обязательного процента от федеральных расходов. Сейчас в эту сферу уходит меньше одного процента бюджета, а в новом законе предлагается утвер­дить обязательность культурных расходов и на федеральном уровне, и во всех нисходящих региональных, и везде эта цифра — выше одного процента.

Почти одновременно с этой, впро­чем ещё только гипотетической радостью, пришла в Москву новость о том, что в Перми подведомственным культурным организациям из краевого минкульта пришёл цир­куляр о том, что в следующем году расходы на культуру ополовинят. В два раза, например, снижены ассигнования Пермскому театру оперы и балета — одному из самых известных в России. Соответственно снижается и государственное задание: много премьер не нужно, хватит и одной…

О деньгах в нашем театре го­ворят в последнее время часто, говорят и «сверху», и, если можно так выразиться, «снизу», т. е. о расходах на театральные нужды рассуждают и просят их как‑то обосновать и культурные чиновники, и сами театральные деятели — они тоже с готовностью делятся своими рецептами обустрой­ства счастливой и безбедной, а главное, справедливой театральной жизни.

Весною Владимир Мединский за­говорил о грантах. Не вдруг. Кстати, о том, что систему грантов, которые не первый год получают самые заслуженные учреждения культуры, собираются радикально изменить в 2016 году, стало известно ещё прошлым летом. Но весной разговор уже повернул в практическое русло. Министр недоумевал, что это за гранты такие — получается, театрам за бренд доплачивают? А надо, считает он, давать лучшим, т. е. не просто как при­бавку к зарплате, а на творческие проекты.

Однако уже летом художествен­ный руководитель МХТ имени А. П. Чехова Олег Табаков вместе с коллегами-руково­дителями федеральных театров сумели убедить министра культуры в том, что сложившуюся систему грантов менять не следует. Что есть небольшой круг теа­тров, которые заслужили право получать специальную надбавку к бюджетному фи­нансированию — просто за имя, за марку, за исторические заслуги. Ну, примерно так же, как особыми льготами до конца жизни обладают Герои Советского Союза или участники войны.

Впрочем, у Олега Павловича по­зиция (в том, что касается финансовой поддержки театра) неизменная. Он утверждает: должна прослеживаться зависимость государ­ственной поддержки от сумм, которые этот театр зарабатывает: «Если мне дают, к при­меру, сто миллионов, то надо зарабатывать по возможности больше, а на следующий год большую государственную поддержку пла­тить тому театру, который на сто миллионов зарабатывает максимально много».

Такой зависимости в нашей теа­трально-бюджетной жизни сейчас нет. И как раз летом возник вопрос: как так получается, что МХТ имени А. П. Чехова, руководимый Олегом Табаковым, и Театр Наций, который возглавляет его ученик Евгений Миронов, получают почти оди­наковые дотации? Пока ещё у МХТ чуть побольше, но, судя по всему, вскоре бюджет­ное финансирование этих театров сравня­ется окончательно.

Хотя разница между ними есть. МХТ — репертуарный театр, который исправно работает одновременно на трёх своих сценах и получает за это и за своё доброе имя от государства примерно 370 миллионов в год. Это много. Больше МХТ получает только петербургская Александринка, но это — с переданной ей в прошлом году Новой сценой, боль­шим инновационным комплексом. Почти столько же, сколько МХТ, получает и Малый театр. А вот, к примеру, всемирно известный Малый драматический театр Льва Додина получает в три раза меньше — около ста миллионов рублей.

Но понять, с чего вдруг Театр Наций оказался в таком узком кругу избранных, честно говоря, не получается. Ну, нет пока таких заслуг у Театра Наций перед рус­ским театром, как у Малого, Александринки и МХТ. Нет, и странно с этим спорить. Хоро­ший театр. Проектный театр. За год играет всего около двухсот спектаклей, что в два с лишним раза меньше, чем МХТ. А получает около трёхсот миллионов рублей.

Конечно, с Табаковым можно и нужно спорить, поскольку сборы не могут быть единственным критерием эффективно­сти театра, но какая‑то связь должна быть определена. Театр Вахтангова, Российский академический молодёжный, Малый дра­матический Льва Додина, Ярославский академический имени Волкова необходимо финансировать лучше, чем, например, Театр Назарова, который тоже до последнего вре­мени получал больше, чем театр Льва До­дина. Анекдот же, да и только. Может быть, стоит разделить эти главные театры на две- три категории — на самых-самых главных, на просто главных и на главных, но не самых. И тогда станет ясно, что одни театры входят в одну группу, а другие в неё, очевидно, не по­падают и должны войти в какую‑то другую или третью. Что таких, как Малый и Алек­сандринка — в России два, плюс, вероятно, МХТ, и сегодня — Театр Вахтангова; вторая группа — это РАМТ и лучшие провинциаль­ные театры федерального подчинения. Ну, а те, кто занимается творческими экспери­ментами, наверное, войдут в какую‑то особую, третью группу. Проектный театр не может получать столько же, сколько те, кто состав­ляют национальное достояние — столько же, и при этом всё время просить ещё и ещё.

Театр, конечно, искусство не дешё­вое, а театр музыкальный — искусство, без­условно, дорогое. А поскольку спонсорство, а тем более меценатство, в России носит слу­чайный характер и никаких стимулов у биз­неса помогать театру как не было, так и нет, то, недополучая для своих нужд денег у го­сударства, театры с лихвой добирают недо­стающее у публики.

Первыми удивили ценами на свои спектакли ребята из театра «Квартет И»: на премьеру их спектакля «Разговоры муж­чин среднего возраста…» несколько лет назад цены на билеты впервые преодолели важный рубеж в 15 000 рублей. Но «Квартет И» — театр частный, ни на какие бюджетные ассигнования не рассчитывающий. Но вот к частным антрепризным театрам стали один за другим подтягиваться и бюджет­ные учреждения культуры. Так что не так уж сильно шутил экс-министр культуры Ми­хаил Швыдкой, когда во время обсуждения в Государственной думе основ театрального законодательства заметил, что театры необ­ходимо финансово поддерживать и дальше, прежде всего для того чтобы защитить зрителя — чтобы цены на билеты не росли, как на дрожжах. Однако бюджетная под­держка за последние годы не ослабевала, что никак не помешало росту цен. На вы­шедший в прошлом сезоне в МХТ имени А. П. Чехова спектакль «№ 13» билеты стоят от 1000 до 10 000 рублей. Даже на бродвейские мюзиклы можно попасть за меньшие деньги, а ведь ни одному заморскому театру и не меч­тается о дотациях, получаемых из государственного бюджета МХТ.

Представители Чеховского фестиваля, когда им задают вопросы о том, что билеты на гастрольные спектакли с каждым годом всё дороже и дороже, чаще всего ссылаются на резкое сокращение финансирования. Но ведь и прокат привозимых на фести­валь спектаклей существенно изменился и с каждым годом всё больше напоминает коммерческие гастроли, а не те в большой степени просветительские программы из­вестных и неизвестных театральных звёзд со всего мира, которые на заре своей истории и в пору взросления организовывал фести­валь. С каждым годом риска всё меньше, а цены — всё выше, выше и выше.

Наши театральные деятели любят поминать добрым словом высокие традиции русского репертуарного театра, но доста­точно изучить афиши самых академических и известных (т. е. — и наиболее щедро фи­нансируемых из государственного кармана) театров, чтобы понять, что они сами разру­шают эти традиции изнутри. Всё реже идут на риск, всё чаще — делают ставку на имена. Достаточно сказать, что молодой режиссёр, едва приобретший известность после удач­ного дебюта, мгновенно становится жертвой всех «первачей». Академические монстры, подобно акулам, впиваются в него, перехва­тывая друг у друга, вовсе не думая, что начинающему автору просто не по силам за один год поставить сразу пять или даже три-четыре спектакля. Их не тревожит, что спектакли будут похожи один на другой — это в точности напоминает желание провин­циальной кокетки иметь такое же платье, как у подруги или как у актрисы в кино. Главное — чтобы оно было модным в этом сезоне.

На всё у них есть один ответ: это рынок. Но, как и в других областях, в театре наш рынок складывается при очевидно неравных правилах игры для его участников. Государство не может сказать «нет» Табакову, даже если бы в Министер­стве культуры у кого‑либо и возникло такое желание. Мол, если вы ставите «№ 13» и гордитесь этой премьерой как чуть ли не главной победой последних лет, то, быть может, имеет смысл отказаться от части бюджетной поддержки, потому что нелепо государству поддерживать коммерческую драматургию, которая, как и кока-кола, должна справляться своими силами. У Та­бакова есть рычаги влияния, как говорится, посильнее, чем сам Минкульт. Нормальная конкуренция возможна только там, где застою мешают то и дело включающиеся в игру молодые, а у нас такой возможности как не было, так и нет. Как и 20 лет назад, когда эти разговоры только начинались, сегодня даже в столице нет ни одной свободной площадки — такой, которую можно было бы предложить талантливому выпускному курсу, вроде нынешнего курса Дмитрия Брусникина из Школы-студии МХАТ. Государство не может и не должно открывать каждый год всё новые и новые театры, вешая себе на шею неподъёмное ярмо. Но иметь под рукой отложенные специально на такие нужды 5-10 миллионов рублей в год просто необходимо. Чтобы вчерашние студенты могли ещё год или два доигрывать свои дипломные спектакли, ставить новые и параллельно искать аль­тернативные источники финансирования. Найдут — значит выплывут, выживут. Нет — значит, их место займут другие. А иначе у нас так и будет, как в старом советском анекдоте: при монархии власть передаётся от отца к сыну, от сына — к внуку, а в СССР — от деда к деду.