Синдром Стендаля

Синдром Стендаля – одно из тех «заболеваний», которые обнаруживаешь у себя без страха и сожаления. Возможно, он запросто лечится цинизмом и усталостью от шедевров, однако присутствие его в повседневной практике созерцателя искусства, пожалуй, даже приносит пользу. Это как будто придаёт лишнюю толику уверенности, когда требуется оценить арт-объект. Вызывает дрожь и прочие сентиментальные реакции – значит, что-то здесь есть. Тот самый Стендаль, реалист и знаток искусства, описал свой казус следующим образом: «Когда я выходил из церкви Святого Креста, у меня забилось сердце, мне показалось, что иссяк источник жизни, я шёл, боясь рухнуть на землю… Я видел шедевры искусства, порождённые энергией страсти, после чего всё стало бессмысленным, маленьким, ограниченным, так, когда ветер страстей перестаёт надувать паруса, которые толкают вперёд человеческую душу, тогда она становится лишённой страстей, а значит, пороков и добродетелей…» («Неаполь и Флоренция: путешествие из Рима в Реджио»).

Большинство из стендалевских критериев – страсти, пороки, добродетели – к теперешней позитивистской оптике применять затруднительно и смешно. Модернизм (и всё, что после него) требует неформальной, но сдержанной искренности, жёсткости суждений, основанных не столько на душевном восприятии, сколько на философской системе. (Пост)модернизм невозможен без схематизма и холод ной простоты оценки, в некоторых случаях – без поисков социологического или политического подтекста, а то и просто прикола. Эта игра предполагает совсем другие слова. Разумеется, всё это не означает полного изгнания чувств из художественной теории и практики, но обнажать их имеет смысл с некоторой осторожностью. Несколько старомоден и Синдром Чарткова, описанный в меньшей степени реалистом, но таким же большим поклонником Италии Николаем Гоголем в повести «Портрет». Синдром Чарткова применим в большей степени к профессиональной части аудитории – к тем, кто живёт в мире искусства, знает секреты и слабые места этого мира: художникам, критикам, коллекционерам. «Неподвижно, с отверстым ртом стоял Чартков перед картиною, и наконец, когда мало-помалу посетители и знатоки зашумели и начали рассуждать о достоинстве произведения и когда наконец обратились к нему с просьбою объявить свои мысли, он пришёл в себя; хотел принять равнодушный, обыкновенный вид, хотел сказать обыкновенное, пошлое суждение зачерствелых художников, вроде следующего: «Да, конечно, правда, нельзя отнять таланта от художника; есть кое-что; видно, что хотел он выразить что-то; однако же, что касается до главного...» И вслед за этим прибавить, разумеется, такие похвалы, от которых бы не поздоровилось никакому художнику. Хотел это сделать, но речь умерла на устах его, слёзы и рыдания нестройно вырвались в ответ, и он как безумный выбежал из залы». Впечатлительность опасна.

Писатель Стендаль отделался лёгким и непродолжительным дискомфортом. Андрей Петрович Чартков, модный художник, не утративший способности видеть и чувствовать, сошёл с ума. Оба проде монстрировали сильнейшую индивидуальную реакцию, непредсказуемую и разрушительную для сознания, укоре нённого в стабильной визуальной реальности. В современном обществе – обществе потребления, где большая часть кунштюков давно стоит на службе марке тинга – индивидуальное восприятие кажется досадной помехой. Точнее, это общество утверждает иное индивидуальное восприятие: программу, вполне очевидный алгоритм, последовательность акций и реакций. А Синдромы Стендаля и Чарткова переквалифицируются в болезнь. Теперь это уже из области не психологии, а психотерапии.

иллюстрация - Виктор Пивоваров. Из серии «Совершенные». Калифорния. 2007.