АЛЕКСАНДР СЕКАЦКИЙ: «Поразительно другое»

Сегодня всем кажется, что фотография недостаточно достоверна: слишком зависит от выбранного ракурса, степени редактирования исходника и личной позиции автора, чтобы быть правдой. Философ Александр Секацкий считает, что напротив, фотография в целом слишком реалистична, чтобы мы смогли ей поверить.

Принято считать, что изобретение фотографии в 1839 году подарило человечеству возможность документировать видимое. Так ли это на самом деле?

То, что больше всего похоже на документ, может оказаться документом едва ли не в наименьшей степени — и даже удивительно, что относительно фотографии подобное прозрение пришло столь поздно, только в ХХ веке. Конечно, многое зависит от того, как мы будем понимать термин «документальность», ведь в каком-то смысле и галлюцинации являются документами соответствующих состояний субъекта. Но если взять такую характеристику образа, как объективность, то она именно конституируется целой суммой перцептивных усилий. Среди  них — двухкратное переворачивание изображения (в зрачке и затем «в итоговой картинке»), построение перспективы вне-находимости и, конечно же, «промедление», благодаря которому образом становится не первая попавшаяся сенсорная данность, а нечто избранное. Фотография прежде всего разрушает естественный порядок моментов времени, в этом её искусственность, но в этом же её особая изобразительная сила. Можно сказать, что это самая искусная подделка объективности.

Помимо всех физиологических моментов, разве сам фотограф в момент снимка не вторгается в реальность, тем самым её деформируя?

Фотограф, вернее его оптика, деформирует реальность гораздо меньше, чем оптика человеческого глаза —получающаяся в итоге картинка недостаточно деформирована, чтобы быть реальностью. Поэтому восприятие фотографии начинается с трактовки, с дополнительных трансформаций, направленных в ту или иную сторону. Не следует забывать, что «объективность» есть результат сложного синтеза, более сложного, чем, например, синтез экспрессивности. Поэтому первичным результатом применения фотообъектива оказывается всего лишь «фотообъективность», а что с ней делать дальше, зависит и от сознательного, и от бессознательного выбора.

Тогда уместны вопросы об ареалах и границах. Что такое документальная фотография? Это снимок на паспорт?

Кстати, снимок на паспорт вполне может стать (и не раз становился) элементом художественной экспозиции — так же, как, например, фотки из дембельских альбомов и вообще любой китч, любая документалистика. Всё это зависит не от каких-то врождённых (встроенных) особенностей фотообъектива, а от рамок восприятия, если угодно, от жеста художника и нашей готовности согласиться с этим жестом. То есть, выражаясь предельно просто: документально в фотографии то, что мы готовы в данный момент считать документальным.

Тогда что такое художественная фотография?

Соответственно и художественность, в смысле принадлежности к искусству, не гарантирована навеки. Даже «изобразительность» как таковая  не является постоянным элементом изобразительного искусства: современные «креативные практики» это легко подтверждают. Другое дело, что художественность прошлого непременно останется частью искусства как искусства хранимого в противоположность искусству творимому. Вопрос лишь в том будет ли эта «прошлая» классическая художественность исполнять роль эталона по отношению к искусству, творимому сейчас, или нет. Установить разграничение между документальным и художественным раз и навсегда, разумеется, невозможно. Но даже в ситуации здесь и сейчас это весьма проблематично. Я полагаю, что в значительной степени искусство (и фотоискусство, разумеется) живёт за счёт постоянного контрабандного перехода границы в ту и другую стороны.

Однако после того как процесс создания фотографии стал массовым, умерли целые направления искусства, в частности, камерный акварельный портрет.

Поразительно другое — то, что живопись в целом не пострадала от вторжения фотографии в том смысле, в каком пострадали керосиновые лампы после появления электрического освещения. Какие-то жанры и формы искусства вдруг утрачивают актуальность просто потому, что их время ушло (например, басня). Но, как считал Поль Валери, в искусстве ни один жанр не исчезает бесследно — даже самый скучный на данный момент жанр просто уходит в тень времени, чтобы затем выйти из анабиоза и уверенно потеснить то, что ещё вчера было столь актуальным.

 Cейчас много разговоров о лавине визуального, о девальвации образа до неразличимой глазом картинки. Какое место занимает фотография в этом потоке?

Перепроизводство визуальности является безусловной доминантой современной картины мира. Но как раз фотография — это едва ли не последнее средство, чтобы доказать, что визуальность визуальности рознь.



Зачем люди производят миллионы снимков?

Мне кажется, что лет через десять этот вопрос будет звучать ещё более странно, примерно так: всякий раз, глядя на что-то, мы создаём зрительный образ.   Зачем нам столько зрительных образов? Как наш мозг справляется с этим безумно перегруженным архивом? А ведь справляется... С появлением интернета снят вопрос об архиве для миллионов снимков. Другое дело, что этот архив никогда уже не будет чьим-то. Он становится как бы частью «природы», чем-то наподобие «банка семян», хранящегося в растущих растениях.

Насколько документальна любительская фотография? Эпидемия мобилографии — это или художественный образ?

Сегодня это часть «простой жизни» — в частности, внедрение и эксплуатация простого (в обращении) протеза зрительной памяти. Современный человек мог бы сегодня (и тем более завтра) сказать: «Одних только "голых глаз" мне недостаточно, чтобы нормально видеть...»
 

Вопросы: Дмитрий Новик
Фотопроект: Роман Инкелес