Владимир Фомин



Современным искусством музей тестирует свою публику на восприимчивость к инновациям. Пройдёт — не пройдёт, будет принято — не будет принято. В то же время музей как социальный институт никогда не должен идти на поводу у вкусов публики, а, напротив, призван их формировать. Разумеется, для музея недопустимо пропагандировать насилие, какие бы то ни было перверсии в этике, в поведении. Все иные эксперименты, способные заинтересовать зрителя, установить с ним контакт приветствуются. Тем более что сейчас в музеи приходят специалисты новой формации, которые стараются внедрить что-то нестандартное, избавить музей от статуса застывшей структуры, актуализировать в соответствии с уровнем развития культуры. Задача каждого музея — найти свой оптимальный вариант, соответствующий опыту, знаниям и, конечно, финансам. Сейчас, как мне представляется, — лучшее время для таких по-исков, тем более, что музеи получили большую свободу в плане финансирования своих проектов. Государство, конечно, даёт деньги на выполнение некоторых госзаказов, но в целом субсидирует лишь частично, и музей должен сам наполнить минимум 30% своего бюджета. Смысл этой инновации — сделать работу музея более эффективной.К сожалению, у многих в нашей сфере — дремучие представления как о рыночном подходе к музейной деятельности, так и к рыночной экономике вообще. Принято думать, что рынок — это когда всё на продажу. Но в цивилизованном западном мире музеи не поставлены в прямую зависимость от кого бы то ни было, кто даёт деньги. Там музей — это достаточно важный элемент инфраструктуры, который формирует туристическую привлекательность города или любого другого муниципального образования. Местные власти часто идут на полное освобождение музея от налогов, чтобы он пускал свои деньги на развитие и таким образом привлекал больше туристов. И, в конце концов, посетители музея тратят деньги в сувенирных лавках, кафе, гостиницах и автозаправках, т.е. приносят выгоду всей инфраструктуре. А инфраструктура и местные власти, в свою очередь, поддерживают музей. Кроме того, на Западе многие музеи существуют на пожертвования попечителей и простых граждан, на спонсорские деньги, на дотации муниципалитетов различного уровня. Всё это позволяет им не быть на 100% завязанными на коммерческие проекты. Степень их свободы повышается.Но при этом, ещё раз отмечу, для того чтобы музею развиваться, ему нужно зарабатывать деньги. Очень многое зависит от руководителя и администрации музея. От того, какие приоритетные цели они ставят. В одних случаях во главу угла ставятся просвещение, комплектование и наука — и уже осуществление этих целей создаёт возможности для заработка и фандрайзинга. В других — коммерческие проекты, прибыль от которых инвестируется в реставрацию, комплектование, исследования. Главное — соблюдать баланс во всём. Зарабатывание не должно превратиться в самоцель. Россия живёт в условиях рыночной экономики очень небольшой отрезок времени. Все люди, которые сейчас у нас считаются богатыми и серьёзными — во многих отношениях продукты эпохи первоначального накопления. Место в попечительском совете музея они по привычке рассматривают как некую инвестиционную программу, которая принесёт через какое-то время доход. Наверняка, возможна и такая система построения взаимоотношений, при которой музей даёт возможность группе инвесторов использовать свой потенциал в рамках проекта. Потом они получат доход, а музей — процент от этого дохода на своё развитие. Но мировая практика показывает, что меценаты и благотворители исходят из гуманистических побуждений. Они нацелены на просвещение, облагораживание нравов, развитие чувства прекрасного в обществе, со-прикосновение с высоким искусством. Для них это основное и главное. Через несколько лет и у нас эти приоритеты будут главенствовать, утвердится цивилизованная система взаимоотношений богатых людей и общества, богатых людей и искусства, культуры, науки, просвещения. Что, безусловно, не вопрос одного дня. Но мы живём в ускоренном темпе.